Бумажная броня картонных линкоров: газетная армада

Ацуси Адачи рос в портовой Йокосуке и часто ходил смотреть на корабли. В Йокосуке стоит седьмой флот ВМФ США и одна из японских флотилий, поэтому поглядеть было на что: в этой акватории встречались авианосцы USS Kitty Hawk и George Washington, японские миноносцы и крейсеры. К тому же дедушка строил модели военных кораблей и любил читать о военной истории; конечно, все это увлекло и маленького Ацуси. Он выучился на скульптора, а корабли стали его моделями.

В качестве материала Адачи раз и навсегда выбрал старые газеты, журналы, страницы исторических романов – не за пластические свойства, а за хронику. «В газетах ведь пишут о самом главном за день или за неделю, а в японских газетах времен Второй мировой о самом главном врали, – рассуждает Адачи, – и об этой лжи не следует забывать». Слой газет соответствующей объек­ту эпохи ложится на скульптуру последним, до этого Адачи накладывает слоями обычную бумагу и картон. 

Публичная дискуссия о войне дается японцам тяжелее, чем даже немцам: тут и осознание ошибок, и сожаление, ужас, трагедия, оправдание, обида. В том, что молодой художник берется за модель флагмана Объеди­ненного флота, линкора «Ямато», можно увидеть что угодно, вплоть до увлечения милитаризмом. Но делать этого не стоит: симпатии Адачи на другой стороне. Это из-за них он взялся за бумажную копию Citroën 2CV. Его работа – дань уважения французским инженерам, которые уничтожили первую партию 2CV накануне оккупации, а после войны возродили модель и сделали ее одной из самых успешных в истории компании. 

Скульптуры Адачи не вздох по утерянной империи, но воспоминания, порой тяжелые. Сам художник так и объясняет свой метод: «Я придаю памяти форму, я беру предметы, созданные для закрепления пережитого опыта – печатные СМИ и книги, и оформляю ими силуэты вещей, игравших в прошлом главные исторические роли». Обычно все происходит наоборот, отмечает художник: время придает вещам форму. «Ручная коробка передач за годы подстраивается под манеру вождения хозяина, и то же самое рассказывают летчики (особенно военные) о своих машинах. А я наклеиваю напечатанные когда-то слова на разные вещи, и память обретает форму и содержание».

«Для меня все началось с моделирования, оно породило во мне интерес к истории моей страны и к истории последней большой войны»

Работа Адачи начинается со склейки основного массива будущей скульптуры из листов плотного картона. Потом художник вырезает из этого бруска силуэт будущей машины – танка, мотоцикла, боевого корабля, автомобиля, космической ракеты или скафандра. Живое встречается среди его работ редко: есть несколько цикад и женские силуэты. Последним слоем на картон ложатся тщательно подобранные вырезки из газет, журналов и книг. Адачи подчеркивает, что его скульптуры надо читать.

Большая часть скульптур Адачи – это модели реальных машин, и художник работает по чертежам, стараясь сохранить как можно больше деталей. Под фюзеляжем из папье-маше у некоторых из них есть даже бумажные двигатели и турбины – с лопатками, шлангами и прочим, однако движущихся деталей обычно не бывает. И только если чертеж достать невозможно (так обычно бывает с прототипами и экспериментальными моделями), художник работает по фотографиям. Изредка случается, что геометрия скульптуры требует отклониться от достоверности – и тогда Адачи жертвует мелкими деталями ради общей выразительности. Но это скорее исключение, чем правило: сами объекты требуют внимания к форме и уважения к своим рычагам и антеннам.

Внимание к деталям Адачи называет самой японской чертой своего стиля. На взгляд со стороны национального в нем гораздо больше: и легковесность бумаги, и коллекции крылатых объектов (шестьдесят два бумажных самолетика – почти тысяча бумажных журавликов Садако), и увлечение техникой, которое часто встречается у героев Миядзаки («Ветер крепчает», «Вымышленные летающие машины»), и бережное отношение ко всему старому. Адачи любят галеристы и в Японии, и за рубежом: недавно он привез свои корабли в Нью-Йорк, на выставку про Токио. Может быть, людям нравится, когда их представление о чужой культуре оказывается недалеко от истины.