Призрак голода: закончится ли в мире еда, и почему она дорожает

Так что же происходит в мире с едой и действительно ли она становится менее доступной? Да, проблема продовольствия существует, и если жители более благополучных стран ощущают ее лишь на своем кошельке, среди населения беднейших государств мира отмечается серьезное увеличение числа страдающих от недоедания.

Один из важнейших факторов роста цен на продовольствие — рост цен на нефть. Энергия и еда всегда идут рука об руку. Нефтепродукты востребованы как на фазе выращивания сельхозпродукции, так и в ходе ее переработки и транспортировки к потребителю. Почему же нефть дорожает? В частности, из-за повышения спроса на нее со стороны быстро развивающихся больших экономик, прежде всего Индии и Китая. Там тратят много топлива на поддержание производства, а успехи экономического развития приводят к увеличению численности среднего класса, который хочет жить «по-западному», то есть ездить на автомобилях, летать на самолетах и эксплуатировать много бытовой техники. Мировой кризис, приведший к падению цен на нефть, тут же укоротил бурный рост цен на продовольствие. Но как только глобальная экономика стала выздоравливать и спрос на нефть вырос, продукты питания тоже подорожали. Вторая причина, по которой нефть дорожает, — отсутствие серьезного увеличения ее производства. Когда бы ни настал пресловутый «пик-ойл» — точка невозврата, после которой нефти в мире станут добывать все меньше и меньше, ясно, что спрос на нефть будет обгонять предложение и эра дешевой нефти уже не вернется никогда. Если только человечество не придумает ей какую-нибудь замену, о чем в практическом смысле говорить рано.

Кстати, одно из направлений, в котором мир пытается идти, чтобы уменьшить зависимость от нефти, — это биотопливо, то есть прежде всего топливный этанол. Он, как известно, нейтрален с точки зрения выброса CO₂, так как отдает атмосфере лишь тот углекислый газ, который растения, ставшие сырьем для этанола, совсем недавно из атмосферы поглотили. Противники же биотоплива обращают внимание на то, что под плантации сырья в таких странах, как Бразилия, Индия или Малайзия, вырубаются леса, которые в плане поглощения CO₂ из атмосферы действуют куда эффективнее, чем сахарный тростник или кукуруза. Кроме того, под посевы топливного сырья часто занимают площади, которые прежде использовались для выращивания пищевых культур. И вот он — еще один возможный фактор рост цен на еду. К тому же возникает вопрос морального свойства — гоже ли отправлять ежегодно 100 млн тонн зерна (из общего урожая 2 млрд тонн) в топливный бак, в то время, когда в мире голодает миллиард человек. Ситуация может, правда, измениться, когда на рынке в заметных количествах появится биотопливо второго поколения. Оно будет производиться из биомассы (то есть в основном из целлюлозы), и в топку пойдет не продовольственное сырье, а его отходы в виде соломы, жмыха и проч. Однако пока технологии переработки биомассы в спирт дороги и неконкурентоспособны на энергетическом рынке.

Еще одна причина, по которой дорожает еда, — рост потребления мяса. Получается, что пока одним не хватает хлеба, отправленного на биоэтанол, другие все более склоняются к плотоядности. По прогнозам экономистов, в ближайшие два десятилетия потребление мяса в мире вырастет на 55%. И опять свою решающую роль (как и в росте цен на нефть) здесь сыграют развивающиеся нации (прежде всего Индия и Китай, ибо как только местный люд начинает хоть чуть-чуть богатеть, все радующие вегетарианцев чудеса восточной кухни отходят на второй план, а на столах в изобилии появляются продукты животноводства, совсем как на Западе.

В чем проблема с мясом? В том, что мясу, пока оно еще мычит, хрюкает и кудахчет, нужно что-то есть, и в качестве этого чего-то выступает, как правило, все то же зерно. Чтобы произвести 1 кг мяса необходимо потратить в виде кормов 6−7 кг пшеницы или сои. Если же этим зерном кормить не скот, а людей, выйдет гораздо сытнее и экономичнее. Иными словами, как и в случае с биотопливом, мясное и молочное животноводство в каком-то смысле снижает питательный КПД занятых под аграрные культуры земель. Особенно если часть их занята производством кормового зерна, а другая отводится под пастбища. А ведь на корм скоту уходит до 40% мирового урожая зерновых. Кроме того, животноводство весьма энергоемко, да еще и создает в придачу чуть менее 20% от общего объема выброса в атмосферу парниковых газов — речь идет о метане, выделяемом из помета. По данным ФАО (международной организации ООН по продовольствию), животноводство вносит свой весомый вклад во все самые острые экологические проблемы мира, такие как увеличение выброса парниковых газов, уменьшение биологического разнообразия в природе, деградация земель аграрного назначения и нехватка питьевой воды.

И что со всем этим делать? Если уменьшать зависимость сельского хозяйства от ископаемого топлива, придется обращаться к альтернативным источникам энергии, а они все как один дают более дорогую энергию, чем привычные углеводороды. Что касается биотоплива, то оно, как уже говорилось, объявлено непосредственным виновником подорожания еды. Есть, правда, другая идея — снизить энергопотребление сельскохозяйственного производства за счет его приближения к природе. В поисках выхода из сложившейся ситуации ряд международных экспертов (в основном зеленоантиглобалистского толка) ополчились на современную аграрно-индустриальную модель сельского хозяйства. В докладе «Международная оценка аграрной науки и технологий для развития», подготовленном по заказу таких организаций, как ООН, ЮНЕСКО, ФАО и Всемирный банк, четыре сотни экспертов высказали мнение о том, что дальше так жить нельзя и производство продовольствия в современном стиле несет с собой неприемлемые для планеты издержки. Эксперты призывают... к новой аграрной революции. Мир снова должен обратить внимание на аграрный сектор и сделать его более независимым от ископаемого топлива, более ориентированным на местные ресурсы. Кроме того, основой производства продовольствия должны стать небольшие семейные хозяйства, а не аграрно-индустриальные гиганты. Они будут рачительней расходовать природные ресурсы (землю и воду прежде всего), добьются большей эффективности их использования, будут меньше тратить энергии на доставку привозного сырья и на поставку своей продукции через моря и континенты. Они станут производить то и в таком объеме, что востребовано на местном рынке, а не выращивать, допустим, сахарный тростник на биоэтанол, когда вокруге дефицит пшеницы. В каком-то смысле предлагается вернуться к сельскому хозяйству доиндустриального типа. Одна беда — мира, который жил исключительно за счет традиционной деревни, больше нет. Даже в слаборазвитых странах с тех пор изменилось многое — выросло число населения, деградировали почвы, поднялись города, которые хотят есть, но сами ничего и никого не выращивают. Вернуть горожан к земле — задача почти неразрешимая.

Ситуацию с потреблением мяса тоже радикально не изменить. Если на «сознательном» Западе еще можно себе представить постепенный отказ от мясного как от пищи, повышающей риск сердечно-сосудистых заболеваний, то там где к мясу приобщились потомки целых поколений вынужденных вегетарианцев, пропаганда здорового образа жизни не пройдет. Еще не наелись как следует. В ответ на растущий спрос населения стран сразвивающимися экономиками Бразилия и Китай стремительно увеличивают производство свинины.

Альтернативой возвращению к доиндустриальным формам сельского хозяйства в развивающихся странах считается, наоборот, активное внедрение новейших агротехнологий. В 1960-х Запад провел в ряде стран Азии и Латинской Америки так называемую зеленую революцию. Крестьяне отсталых стран получили удобрения, пестициды и прочие прелести современной аграрной индустрии, что позволило резко повысить урожаи и снизить число страдающих от недостатка пищи. Нечто подобное призывают сделать и сегодня. Особые надежды возлагаются на генную инженерию, которая якобы позволит создать такие сорта сельхозкультур, которые смогут давать хорошие урожаи в районах, страдающих от засухи или от избытка влаги. Критики «Зеленой революции №2» замечают, что, во-первых, за этой идеей стоят корыстные интересы транснациональных биохимических концернов, которым нужны новые рынки сбыта для их продукции, в то время как на самом Западе часть земель переводится всельскохозяйственные угодья для выращивания «органической еды» (без использования химических удобрений). Технолого- и энергоемкая еда, даже произведенная в бедных странах мира, не станет доступной всем тамошним жителям из-за высокой цены. Во-вторых, отмечают те же критики, способность генной инженерии в два счета решить проблемы урожайности при резких колебаниях климата серьезно преувеличена.

Итак, на вызов, которое бросает человечеству дорожающее продовольствие, нет однозначного технологического ответа, и не в последнюю очередь потому, что продовольственная проблема заключает в себе социально-политическую составляющую. Несмотря на истощение почвенных и водных ресурсов и изменения климата, в мире пока производится достаточно еды, чтобы никто не голодал. В развитых странах аграрный сектор не недопроизводит, а перепроизводит продовольствие. Россия ожидает в этом году урожай на уровне 82−86 млн тонн зерновых, что не так много по сравнению с позапрошлогодним рекордом, но все же выше потребностей внутреннего рынка, оцениваемого примерно в 70 млн тонн. Другое дело, что сельхозпродукция — не манна небесная, сыплющаяся с неба на всех, а товар, имеющий рыночную цену. Сотни миллионов людей, в основном в странах Азии и Африки, голодают не потому, что еду купить негде, а потому что не на что. И каждый доллар прироста продовольственных цен увеличивает количество людей, которым еда перестает быть доступной.